ПОСЛЕ ПЛЕНА: документальный проект

Целью данного проекта является создание общественной дискуссии о важности внедрения системного подхода к вопросу реабилитации и поддержки граждан, переживших плен, а также поддержки семей тех, кто в плену

Read this article in English here https://www.zoyashu.info/aftercaptivity

На протяжении пяти лет в зоне вооруженного конфликта на востоке Украины происходит массовое и вопиющее нарушение прав человека – похищения, незаконное удерживание и пытки, одним словом – плен.

Плен – не то же самое, что тюремное заключение. В тюрьме есть определенные правила, нормы содержания, известен срок пребывания. Но когда кто-либо задержан и заключен под стражу в зоне боевых действий, где отсутствует правовое поле и не действуют законы – может происходить немыслимое, так как человек находится в полном распоряжении тех, кто его удерживает. В течение многочисленных войн в мире был разработан ряд норм, регулирующих обращение с пленными, но это как будто не касается современных событий на востоке Украины, где пленные часто оказываются в средневековых условиях. Людей держат по надуманным обвинениям в подвалах, без солнечного света, достаточного количества кислорода, еды, доступа к туалету, для выкупа, в качестве рабов или живых щитов. Они подвергаются избиениям, пыткам, изнасилованиям, не знают когда их освободят, освободят ли или убьют.

Дмитрий был обычным жителем Донецка, когда попал в плен.

По словам Дмитрия, их избивали круглосуточно, посменно. "Когда ты слышал как кого то бьют в соседней камере - ты знал, что есть еще минут 20 чтобы вздремнуть, как когда переставляешь утром будильник."

Ситуация, начавшаяся в 2014 году создала правовой вакуум на территориях восточных областей Украины, в условиях которого стали возможны любые преступления. С 2014 года тысячи человек побывали в плену различных военных формирований по обе стороны вооруженного конфликта.

Бессмысленное применение насилия в отношении гражданских лиц, в частности тех, кто находится в плену, является преступлением против человечности и может рассматриваться как средство психологической войны, направленной на унижение, дегуманизацию и десоциализацию населения в зонах конфликта.

Виталий показывает свое фото, снятое сразу после освобождения из плена. Он говорит, что не боялся умереть, когда боевики стреляли вокруг него, и испугался только когда угрожали раздробить колено, так как в камере была беременная крыса. Он не держит зла на своих мучителей. Он рад, что в плену ему удалось убедить четырех человек стать верующими.

Международное право не регулирует обращение с освобожденными людьми. А в Украине правовой статус таких людей никак не урегулирован. И бесправие, только в другой форме, продолжается для них после выхода на свободу. Как они сами описывают, после освобождения они живут с чувством, что теперь над ними издеваются уже не боевики с ненавистью, а чиновники с улыбкой на лице, и что политики часто используют тему пленных, рисуя населению картинку заботы государства, а на самом деле это - циничная эксплуатация человеческого достоинства.

В плен Анна попала в 2014 году и прошла через ужасные пытки. После освобождения ей пришлось покинуть родной Донецк, где она много лет работала агентом по недвижимости.

Как гражданское лицо Анна не имеет права на статус пленного и не получает никакой поддержки от государства. В качестве "реабилитации" представители власти ее прокатали на яхте и покормили обедом.

Из-за отсутствия реальной системы государственной поддержки освободившиеся люди чувствуют что их вынуждают играть роль жертвы, на фоне которой политики – благодетели. Сразу после освобождения с ними делают селфи, на этом внимание часто заканчивается. Различные организации, получающие большие гранты на помощь пленным часто также не имеют должного восприятия потребностей этих людей.

Выборочная, а не системная поддержка всех освободившихся является дополнительным фактором травматизации для людей, забота о которых часто заканчивается словами чиновников “вас же освободили, радуйтесь”.

В комфортной атмосфере своего дома Дмитрий демонстрирует как его связывали, когда он был в плену. На нем рубаха, которую ему выдали после задержания.

Психологическая травматизация от пребывания в условиях плена бывает настолько сильная, что даже освободившись люди продолжают годами жить как в плену.

Освобождение из плена – только первый этап на пути к свободе.

В Украине тема посттравматического синдрома обсуждается все больше, но людям, пережившим насилие необходима реабилитация, которая отличается от реабилитации тех, кто участвовал в боевых действиях. Эта проблема очень комплексная и ей занимаются немногочисленные психологи-энтузиасты.

Человек, потерявший все и прошедший ад незаконного заключения, испытывает многочисленные трудности. Многие совершают самоубийства или уходят из жизни в результате приобритенных заболеваний.

Тем, кто выжил в плену приходится выживать, оказавшись на свободе.

Татьяна целует на прощание урну с прахом супруга перед захоронением. Александр ушел из жизни в 41 год, через год после возвращения из плена.

Фернандо - гражданин Испании. В плену он был в качестве живого щита для боевиков. Его держали не в подвале, а на третьем этаже здания, что вызывало опасения о безопасности в случае обстрела.

Однако не стоит считать этих людей жертвами. Они не жертвы, они - выжившие.

По словам Фернандо, сотрудника одной из международных организаций, который находился в плену боевиков на протяжении месяца, “травматичные ситуации не обязательно делают человека слабее. Наоборот, приобретается новый опыт, понимание, внутренний ресурс. Поэтому привычная концепция отношения к “жертве” с превосходством и снисходительностью неверна. Жертвам не нужно сочувствие, которое часто демонстрируется как ритуал. Уважение и признание в обществе дополнительной ценности людей, переживших тяжелый опыт, может помочь в реабилитации и адаптации гораздо лучше, чем только общение с психологами. Людей, которые прошли через травматические ситуации следует уважать и прислушиваться к их пропозициям, так как они могут внести потенциально более важный вклад чем те, кто претендует на звание экспертов. Из боли рождается творчество и побуждение помогать другим, а также мудрость. Но если мы игнорируем эту дополнительную ценность, мы способствуем преуменьшению этих людей к роли жертв с только пассивными потребностями, минимизируя их возможный положительный вклад в общество”.

"Плен – это одно из самых сложных испытаний, и если ты выстоял, не сломался, то ты приобретаешь бесценный опыт. Ты становишься стрессоустойчив к внешним угрозам, ты знаешь цену времени и труду, ты трансформируешься, и твое тело и душа приобретают совершено иной образ". Анатолий провел в плену 288 дней

После освобождения из плена Анатолий Поляков осознал необходимость закона, подробно прописывающего государственную политику в отношение граждан переживших плен. "Для меня законодательное урегулирование вопросов связанных с поиском, освобождением и реинтеграцией пленных стало смыслом моей жизни. Эту проблему необходимо решать в комплексе. Речь идёт о человеческой жизни и достоинстве, что для меня является абсолютной ценностью. Это - не предмет для манипуляций и торгов. Пройдя пытки и насилие многие вынуждены выживать, вместо того чтобы жить как полноценные люди. Очень важно создать фундамент, чтобы каждый освобожденный из плена, мог начать свою жизнь с чистого листа". Но к сожалению сегодня как и раньше нас не слышат и само понятие плен и его жертвы являются предметом пиара и заработка для десятков организаций и чиновников. Это является продолжением травматического опыта, который не все выдерживают и безвременно уходят из жизни. Мы объединились, чтобы положить этому конец".

Юридически в Украине таких людей называют заложниками, хотя в прессе и в обществе массово используется слово "пленный". Анатолий считает, что даже в самом слове "пленный" заложен терапевтический эффект, в отличие от слова "заложник", которое несет в себе роль жертвы.

Мария Варфоломеева была журналисткой, когда попала в плен в Луганске.

В плену она провела 419 дней - полтора года.

Мария говорит что "находясь там — в тюрьме, в СИЗО, в подвале, ты начинаешь понимать, насколько ценна возможность просто пройтись по улице. Все наши проблемы очень относительны. Раньше у меня были большие и маленькие проблемы. А потом все мои большие проблемы стали маленькими. Мы должны понимать, что по большей части мы все счастливы".

Мария учится на психолога. Она отмечает, что в Украине нехватает специалистов, которые могут помочь людям пережить большой стресс в конфликтных ситуациях и она надеется достичь в этой сфере высокого уровня.

Нам всем знакомо состояние стресса, когда ситуация, а потом память о ней мешает полноценно себя чувствовать и нормально функционировать. В странах, где население пережило сильный травматический опыт, происходит сложный феномен коллективной травмы, когда травма впечатывается в социальную и историческую память. Это не только трансформирует и замедляет темп развития обществ и стран в целом, но в более долгой исторической перспективе может влиять даже на внешнюю политику таких государств.

На Балканах, например, спустя многие годы после окончания войны процесс коллективного исцеления еще продолжается.

Богдан, в прошлом - гражданский житель Донецка, демонстрирует свастику, вырезанную на его спине во время его 10-часового плена 24 мая 2014 года, после того как его забрали с работы вооруженные люди. Богдан вспоминает, как его мучители обсуждали, что его не следует выпускать живым, чтобы никто не увидел что они сделали. Богдану повезло: по свидетельству других людей, прошедших плен, те, кому наносились видимые увечья, не выживали.

Вооруженный конфликт на востоке Украины еще не закончен, не все найдены, не все освобождены, не все вернулись к нормальной жизни, поэтому преодоление последствий займет очень много времени для всей страны.

Мы должны это понимать и об этом говорить. Это касается всех нас.